Кстати, у нас тут нет опытных снововедов?))
24 ноября. 2006 год. Пятница.
Погрузиться в мои сновидения...
Все было хорошо, и как будто не предвещало беды. Широкая солнечная улица, просторная, залитая солнечным светом так, что казалась светло-желтой. Высоченное небо над пустырем, что начинается чуть поодаль. Желто-красное, с переливами.
Она знала, что Их уже нет, но вспоминала с улыбкой. Их нет здесь, на земле, но они охраняют ее с неба. Ее родители.
Как обычно, Она пришла на собрание. Как обычно, отрабатывала «Исчезновение». Как обычно – неудачно. И как обычно та, на которой она практиковалась – на нее наорала и запустила заклинанием в ответ. Но Она не исчезла. Вспышка боли в голове и понимание причины – та девчонка каждый раз сердилась из-за боли.
Все изменилось внезапно. Резкий порыв ветра содрал солнечную пелену в секунды. Слепящие яркие вспышки и… тишина. Все, все до единого на собрании, оказались мертвы.
Сильные руки подхватили ее с двух сторон. Сильные, не смотря на то, что женские. Две гигантские женщины тащили ее в неизвестность.
А потом Она увидела Его. Как же Она Его ненавидела, и как же Она Его боялась. Первобытный ужас, заполняющий до кончиков пальцев. Страх. Говорят, он убивал всех, кто ему мешал… Говорят, ему мешали многие.
Темнело. Но небо оставалось светлым. Подняв к нему глаза, Она молилась. Призывала Их. Тех, что никогда не бросят.
Солнце оглушительно расхохоталось и раздулось, превращаясь в гигантский барабан. Звук раскатился по всей земле, заставляя ее задрожать. Дрогнули и руки ее немых стражниц…
Затем наступила тишина. Мертвая, ватная, совершенная тишина. Тишина, от которой беспомощно трешь глаза и говоришь хоть что-то, надеясь скинуть оцепенение. Тишина другой реальности. Тишина, предвещающая грозу.
И она кричала. Беззвучные слова веры слетали с губ. Веры в то, что гроза начнется.
Позже…
Она знала, что Их уже нет, но вспоминала с улыбкой. Их нет здесь, на земле, но они охраняют ее с неба. Ее родители.
Как обычно, Она пришла на собрание. Как обычно, отрабатывала «Исчезновение». Как обычно – неудачно. И как обычно та, на которой она практиковалась – на нее наорала и запустила заклинанием в ответ. Но Она не исчезла. Вспышка боли в голове и понимание причины – та девчонка каждый раз сердилась из-за боли.
Все изменилось внезапно. Резкий порыв ветра содрал солнечную пелену в секунды. Слепящие яркие вспышки и… тишина. Все, все до единого на собрании, оказались мертвы.
Сильные руки подхватили ее с двух сторон. Сильные, не смотря на то, что женские. Две гигантские женщины тащили ее в неизвестность.
А потом Она увидела Его. Как же Она Его ненавидела, и как же Она Его боялась. Первобытный ужас, заполняющий до кончиков пальцев. Страх. Говорят, он убивал всех, кто ему мешал… Говорят, ему мешали многие.
Темнело. Но небо оставалось светлым. Подняв к нему глаза, Она молилась. Призывала Их. Тех, что никогда не бросят.
Солнце оглушительно расхохоталось и раздулось, превращаясь в гигантский барабан. Звук раскатился по всей земле, заставляя ее задрожать. Дрогнули и руки ее немых стражниц…
Затем наступила тишина. Мертвая, ватная, совершенная тишина. Тишина, от которой беспомощно трешь глаза и говоришь хоть что-то, надеясь скинуть оцепенение. Тишина другой реальности. Тишина, предвещающая грозу.
И она кричала. Беззвучные слова веры слетали с губ. Веры в то, что гроза начнется.
Позже…
* * *
Он жил в просторном многокомнатном доме с огромными комнатами и залами, с широким темным коридором, прямым, как стрела, и длинным настолько, что противоположную стену невозможно разглядеть в неровном свете факелов.
Служанка, приставленная к Ней, жила напротив залы, в которую Он поместил Ее.
Ночью он ушел, через переправу. Темный силуэт с тяжелой поступью и тяжелыми мыслями, затуманенными Ее образом. Он тоже Ее ненавидел. Ненавидел за то, что хотел любить. Но Он не умел любить, и это разъедало изнутри. Невысказанная, неудовлетворенная, сжигающая потребность любить, что кромсалась и искала выход. Выход один – уничтожать. Уничтожать все, в чем есть любовь. Именно туда Он и шел. Туда, где сможет отречься от этого чудовищного чувства хоть на миг.
Двое сидели на чердаке, держать за руки, с нежностью глядя друг другу в глаза, ожидая заказанный ужин. Любовались красотой друг друга, что преображалась из-за дрожащих огоньков свечей. Двое не боялись ничего, Двое не знали, Двое любили.
Разносчик умер быстро, не издав ни звука, ночная тишина, словно издеваясь, поглотила звук падающего тела. Теперь Он имел его память.
Темный плащ, шляпа, надвинутая на глаза. Лишь на мгновение слабый свет витрин выловил его изуродованное шрамами от ожогов лицо.
Подъезд, лестница на чердак. Смерть двоих влюбленных по щелчку пальцев. Удовлетворение? Нет! Двое умерли улыбаясь. Так и не разжав пальцы, упав лицом к друг другу.
Он взвыл раненым зверем… Прочь! Бежать, бежать куда угодно. Нет, к Ней. Избить, убить, унизить, уничтожить. Бежал, зная, что это тоже не принесет удовлетворения. Плевать. Убить.
Эхо узких улочек подхватило его гулкие шаги, отражая их от стен и отдаваясь звоном в Его голове. Назад, к переправе.
Служанка, приставленная к Ней, жила напротив залы, в которую Он поместил Ее.
Ночью он ушел, через переправу. Темный силуэт с тяжелой поступью и тяжелыми мыслями, затуманенными Ее образом. Он тоже Ее ненавидел. Ненавидел за то, что хотел любить. Но Он не умел любить, и это разъедало изнутри. Невысказанная, неудовлетворенная, сжигающая потребность любить, что кромсалась и искала выход. Выход один – уничтожать. Уничтожать все, в чем есть любовь. Именно туда Он и шел. Туда, где сможет отречься от этого чудовищного чувства хоть на миг.
Двое сидели на чердаке, держать за руки, с нежностью глядя друг другу в глаза, ожидая заказанный ужин. Любовались красотой друг друга, что преображалась из-за дрожащих огоньков свечей. Двое не боялись ничего, Двое не знали, Двое любили.
Разносчик умер быстро, не издав ни звука, ночная тишина, словно издеваясь, поглотила звук падающего тела. Теперь Он имел его память.
Темный плащ, шляпа, надвинутая на глаза. Лишь на мгновение слабый свет витрин выловил его изуродованное шрамами от ожогов лицо.
Подъезд, лестница на чердак. Смерть двоих влюбленных по щелчку пальцев. Удовлетворение? Нет! Двое умерли улыбаясь. Так и не разжав пальцы, упав лицом к друг другу.
Он взвыл раненым зверем… Прочь! Бежать, бежать куда угодно. Нет, к Ней. Избить, убить, унизить, уничтожить. Бежал, зная, что это тоже не принесет удовлетворения. Плевать. Убить.
Эхо узких улочек подхватило его гулкие шаги, отражая их от стен и отдаваясь звоном в Его голове. Назад, к переправе.
* * *
Она не спала, лежала на кровати, уставившись в высокий потолок. Огромная темная зала, в которой ее кровать казалась глупой и неуместной.
Резко распахнутая дверь, Он и его вечный спутник, Страх. Она вжалась в спинку кровати, пытаясь оградиться от Него хотя бы одеялом. Он же тянулся за поцелуем, крепко вцепившись в ее руки. Она же вырывалась, кусалась и кричала. Он швырнул ее на пол, прежде больно ударив по щеке, и отвернулся, что-то глухо зарычав. Она, содрогаясь от страха, боли и отвращения, отползла обратно к кровати.
Теперь они ненавидели друг друга еще больше.
Он вышел из залы, направившись в комнату служанки. Темные нашептали, что служанка помогала Ей. И за это она заплатит.
В ее маленькой комнате, наслаждаясь и упиваясь ее болью, он избивал ее с чувством, методично. Впитывал ее боль в себя, пытаясь тем самым найти утешение.
Он ушел, забыв закрыть окно в ее комнате.
Резко распахнутая дверь, Он и его вечный спутник, Страх. Она вжалась в спинку кровати, пытаясь оградиться от Него хотя бы одеялом. Он же тянулся за поцелуем, крепко вцепившись в ее руки. Она же вырывалась, кусалась и кричала. Он швырнул ее на пол, прежде больно ударив по щеке, и отвернулся, что-то глухо зарычав. Она, содрогаясь от страха, боли и отвращения, отползла обратно к кровати.
Теперь они ненавидели друг друга еще больше.
Он вышел из залы, направившись в комнату служанки. Темные нашептали, что служанка помогала Ей. И за это она заплатит.
В ее маленькой комнате, наслаждаясь и упиваясь ее болью, он избивал ее с чувством, методично. Впитывал ее боль в себя, пытаясь тем самым найти утешение.
Он ушел, забыв закрыть окно в ее комнате.
* * *
Этой же ночью, безлунной и иссиня-черной, все волшебные силы устремились к переправе. Тихий ропот на той стороне переправы. Бесчисленное множество персонажей из разных сказок топтались на берегу, не рискуя заходить в воду. Ни одного безумца, кто рискнул бы шагнуть в черную, поглощающую свет, плотную жидкость.
Три кукольных девочки, хрупкие и маленькие, с блестящими живыми глазами - Белоснежка, Золушка, Спящая Красавица – подпрыгнули и, цепляясь за воздух синими и розовыми платочками, словно по канату, стали передвигаться в сторону большого мрачного дома, стараясь не касаться ногами воды.
Но чем ближе девушки приближались к Его жилищу, тем более жутким выглядело это зрелище. Кровавые подтеки на идеальной светлой коже, растрескавшиеся губы. Еще ближе – и кожа плавится, словно плохая краска, смазываясь, стекая по лицу, по рукам, перемешиваясь с красным в приторный розовый.
Слабым движением Золушка потянулась к открытому окну, стараясь не реагировать на боль, той же тягучей краской растекающейся по ее телу… Резкий порыв ветра захлопнул окно, ударив по пальцам.
Не удержалась.
Черной воде этого было достаточно – она поглотила ее даже без тихого всплеска.
Никто из выживших в ту ночь так и не узнает, как страдали те, кто утонул. Никто не узнает, что вода была живой, что она с наслаждением разъедала любое попавшее в нее тело, убивала медленно, впитывая кровь словно влагу иссушенная палящим солнцем земля.
Никто не узнает, что вода была чудовищем. Совершенным, черным, абсолютной тьмой. Черная вода. Черная, как Его душа.
Оловянные солдатики один за другим пытались пройти по узкому каменному мосту. Камни моста были предательски гладкими, отчего игрушки срывались и так же бесшумно исчезали в липкой тьме реки. И она с радостью принимала их в свои объятья.
С каждой новой жертвой уровень воды поднимался. С каждой новой кровью тьма сгущалась.
И только небо, расчерчиваемое бесшумными всполохами, оставалось неестественно светлым. Облака закручивались в причудливые узоры, словно в тугой комок. Небо готовилось к атаке.
Сюда стекались все силы этого мира. Темные искали убежища от гнева Неба. Светлые же были ведомы одним лишь знанием – спасти Ее.
Темные беспрепятственно проносились тенями над водою, светлые, пусть и медленно, но упорно шли вперед по узкому мосту.
Три кукольных девочки, хрупкие и маленькие, с блестящими живыми глазами - Белоснежка, Золушка, Спящая Красавица – подпрыгнули и, цепляясь за воздух синими и розовыми платочками, словно по канату, стали передвигаться в сторону большого мрачного дома, стараясь не касаться ногами воды.
Но чем ближе девушки приближались к Его жилищу, тем более жутким выглядело это зрелище. Кровавые подтеки на идеальной светлой коже, растрескавшиеся губы. Еще ближе – и кожа плавится, словно плохая краска, смазываясь, стекая по лицу, по рукам, перемешиваясь с красным в приторный розовый.
Слабым движением Золушка потянулась к открытому окну, стараясь не реагировать на боль, той же тягучей краской растекающейся по ее телу… Резкий порыв ветра захлопнул окно, ударив по пальцам.
Не удержалась.
Черной воде этого было достаточно – она поглотила ее даже без тихого всплеска.
Никто из выживших в ту ночь так и не узнает, как страдали те, кто утонул. Никто не узнает, что вода была живой, что она с наслаждением разъедала любое попавшее в нее тело, убивала медленно, впитывая кровь словно влагу иссушенная палящим солнцем земля.
Никто не узнает, что вода была чудовищем. Совершенным, черным, абсолютной тьмой. Черная вода. Черная, как Его душа.
Оловянные солдатики один за другим пытались пройти по узкому каменному мосту. Камни моста были предательски гладкими, отчего игрушки срывались и так же бесшумно исчезали в липкой тьме реки. И она с радостью принимала их в свои объятья.
С каждой новой жертвой уровень воды поднимался. С каждой новой кровью тьма сгущалась.
И только небо, расчерчиваемое бесшумными всполохами, оставалось неестественно светлым. Облака закручивались в причудливые узоры, словно в тугой комок. Небо готовилось к атаке.
Сюда стекались все силы этого мира. Темные искали убежища от гнева Неба. Светлые же были ведомы одним лишь знанием – спасти Ее.
Темные беспрепятственно проносились тенями над водою, светлые, пусть и медленно, но упорно шли вперед по узкому мосту.
* * *
Она все еще не спала. Сидела на кровати, обхватив руками колени, смотря прямо перед собой. Она пела.
Гулкие звенящие мотивы, распевная тягучая мелодия, голос, созданный для пения самим Богом – все это наполняло дом изнутри. Ее голос, отражаясь от стен залы, закручивался и уходил вверх, рассыпаясь фонтаном.
Он гипнотизировал и заставлял замереть. Зал, уже заполненный демонами и прочей нечестью, застыл. Каждый из тех, кто там был, слушал. И больше не имел права ни на что.
Никто не имеет прав, если она поет.
Голос, созданный Богами этого мира. Голос, ради которого Небо выворачивалось наизнанку, отдавая Ей все свои силы.
Он психовал и закрывал уши руками, что-то воя, пытаясь перекрыть звук Ее голоса. Он готов был рыдать и плакать, он готов был пережить боль каждого убитого им существа, лишь бы она прекратила. Он глухо зарычал, согнувшись пополам. Он сильнее Ее!
Ее голос дрогнул и замолк. Тишина, наступившая вслед за этим, казалась нерушимой. Победа? Встать и уйти? Но демоны зароптали, наполняя тишину гулом своих низких рычащих голосов и глухими смешками. Сегодня не ее ночь. Их слишком много. Эта ночь принадлежит их господину.
Он выдохнул и встал со стула. Беглый взгляд на окно – светлых становилось все больше. И они все ближе. Но, она не смогла допеть. А значит, еще есть время.
Я подошел к ней, садясь на кровать. Вглядывался в ее лицо, в ее черты. Светлые спутанные волосы, расширенные от ужаса глаза, тонкие бледные губы. Я что-то шептал ей, а она отвечала, глядя мне прямо в глаза. Я говорил с ней, быстро, на автомате, я даже не вспомню наши слова. Просто я знал, что будет дальше. И успел шепнуть лишь последнее «Держись». Я знал, что будет сейчас.
Прикрыв глаза, я занял ее место на кровати, отказавшись даже наблюдать.
Игры демонов - когда ее, ослабленную, хрупкую, будут швырять из лап в лапы, словно игрушку. Задевать когтями ее светлую одежду и нежную кожу, глухо то ли рыча, то ли смеясь.
Я знал, что к рассвету Ее спасут, знал, что Она так Его и не полюбит.
Я видел все, я боялся, я прожил боль каждого: умирал быстро и безболезненно, скользил деревянными ногами по гладким камням, задыхался в черной воде, что резала меня на части. Я умер тысячи раз. И каждый я запомнил.
Я был духом этого мира, единственным, кто имел право наблюдать и знать. Но я так и не смог узнать, что стало с Ним. Я проснулся…
Гулкие звенящие мотивы, распевная тягучая мелодия, голос, созданный для пения самим Богом – все это наполняло дом изнутри. Ее голос, отражаясь от стен залы, закручивался и уходил вверх, рассыпаясь фонтаном.
Он гипнотизировал и заставлял замереть. Зал, уже заполненный демонами и прочей нечестью, застыл. Каждый из тех, кто там был, слушал. И больше не имел права ни на что.
Никто не имеет прав, если она поет.
Голос, созданный Богами этого мира. Голос, ради которого Небо выворачивалось наизнанку, отдавая Ей все свои силы.
Он психовал и закрывал уши руками, что-то воя, пытаясь перекрыть звук Ее голоса. Он готов был рыдать и плакать, он готов был пережить боль каждого убитого им существа, лишь бы она прекратила. Он глухо зарычал, согнувшись пополам. Он сильнее Ее!
Ее голос дрогнул и замолк. Тишина, наступившая вслед за этим, казалась нерушимой. Победа? Встать и уйти? Но демоны зароптали, наполняя тишину гулом своих низких рычащих голосов и глухими смешками. Сегодня не ее ночь. Их слишком много. Эта ночь принадлежит их господину.
Он выдохнул и встал со стула. Беглый взгляд на окно – светлых становилось все больше. И они все ближе. Но, она не смогла допеть. А значит, еще есть время.
Я подошел к ней, садясь на кровать. Вглядывался в ее лицо, в ее черты. Светлые спутанные волосы, расширенные от ужаса глаза, тонкие бледные губы. Я что-то шептал ей, а она отвечала, глядя мне прямо в глаза. Я говорил с ней, быстро, на автомате, я даже не вспомню наши слова. Просто я знал, что будет дальше. И успел шепнуть лишь последнее «Держись». Я знал, что будет сейчас.
Прикрыв глаза, я занял ее место на кровати, отказавшись даже наблюдать.
Игры демонов - когда ее, ослабленную, хрупкую, будут швырять из лап в лапы, словно игрушку. Задевать когтями ее светлую одежду и нежную кожу, глухо то ли рыча, то ли смеясь.
Я знал, что к рассвету Ее спасут, знал, что Она так Его и не полюбит.
Я видел все, я боялся, я прожил боль каждого: умирал быстро и безболезненно, скользил деревянными ногами по гладким камням, задыхался в черной воде, что резала меня на части. Я умер тысячи раз. И каждый я запомнил.
Я был духом этого мира, единственным, кто имел право наблюдать и знать. Но я так и не смог узнать, что стало с Ним. Я проснулся…