дерзкий дичь!
Я сегодня не дома.
Просто взял, вышел на улицу и поехал. Далеко так, как бы даже и надолго. К родителям домой. Если честно, я даже соскучился. Решил приехать без звонка, сюрпризом.
Поездка к родителям.Насыпал кошке еды, задумчиво отметив, что на кухне давно пора мыть пол. Бросил прощальный взгляд на сиротливо примостившуюся в самом углу холодильника последнюю баночку элитного кошачьего корма. Пока обувался и разглядывал крутившееся под ногами животное, задумался, почему покупаю ей дорогущий корм, когда сам питаюсь с горем пополам. Сам не знаю. Я вообще кошек не люблю. Прощальный взгляд в зеркало - мама опять будет в шоке от прически, ну да ладно. Привыкнет рано или поздно.
Два поворота ключа в дверном замке. С той стороны слышу шум - это кошка запрыгнула на дверную ручку и пытается укусить замок. Если дверь сейчас открыть, то она так и будет болтаться на ручке, словно мохнатая колбаса. По-моему, у нее не все в порядке с головой.
Я живу на 5-м этаже старой пятиэтажки, и я всегда закуриваю сразу, как убираю ключ в карман куртки. Быстро спускаюсь по лестнице, на автомате на мгновенье замираю у почтовых ящиков. "Ваша задолжность три тысячи тридцать три рубля. Оплатите до тринадцатого октября, в противном случае с двадцатого октября будут прекращена подача электроэнергии". Они присылают это письмо в четвертый раз, меняется лишь дата. В мусор.
Знакомым движением нашариваю в темноте кнопку замка, противный писк сообщает о том, что выход из моей тюрьмы разрешен.
Холодно. Чертовски холодно, а под курткой лишь футболка. Да и летние кеды, как я понимаю, стараясь перепрыгнуть через лужу, - неудачный выбор. Но воспитанное во мне с детства "возвращаться - плохая примета" удерживает меня от того, чтобы развернуться и пойти назад. Во всяком случае так я себе объясняю, на деле - мне просто лень возвращаться в душный подъезд и карабкаться на пятый этаж.
Тянусь за плеером: маленький, тоненький, уютный, там песни, которые я научился ассоциировать с тобой. Мы вместе научились. Двести двадцать, да. Ее я поставлю первой.
Мне с самого утра не понравился этот день, с того самого момента, как я проснулся в 7:30 утра, размышляя, что я, собственно, и не проснулся даже, потому что не уснул. Я до сих пор валялся в какой-то совершенно не сладкой дреме, наполненной чем-то, что я никак не могу поймать. И очнулся я от собственного: "Блин, да иди же сюда". Потом снова задремал, чтобы быть разбуженным твоей смской. Но, честно скажу, это не самое печальное пробуждение в пустой квартире. Гораздо хуже просыпаться от того, что просто не можешь больше спать, и сопровождается это мерзкой и тянущей головной болью и сумерками за окном. Но этот день мне все равно не понравился с самого начала. Так чего же удивляться, что плеер сел? А я и не удивляюсь.
На остановке толпа: люди, самые разные. Кто-то улыбается, кто-то жмется к друг другу, влюбленно заглядывая в глаза, кто-то стоит с отрешенным взглядом. Я из последних. И мысленно - из вторых. Я думаю о том, как мы таскались бы по городу, уходя подальше от людей, чтобы можно было взять тебя за руку, не отвлекаясь на недоуменные взгляды прохожих, и о том, что мне совершеннейшее тебя не хватает. Я вообще много о тебе думаю. Даже сейчас, проталкиваясь сквозь очередь, чтобы попасть в автобус, и еще минутой позже, разглядывая унылый пейзаж за окном. Пасмурно.
Пока автобус стоит на светофоре, наблюдаю за движением на перекрестке. На улице ветер, который упорно не дает заснуть уже опавшим бледно-желтым листьям. Но даже если ветер оставит их в покое, колеса машин все равно будут врезаться в лиственный мир, разбрасывая все в разные стороны, так и не давая погрузиться в желанный последний сон. Красиво.
На очередном повороте, когда на меня падает какая-то женщина со спутанными волосами и противного коричневого цвета лаковой сумкой, вспоминаю, что родители в Германии. Как вообще можно было о таком забыть? И что теперь делать? Улыбаюсь собственной глупости и лезу в телефон, в аську. Рассказать тебе и спросить совета. Тебя нет. Удивленно рассматриваю твой ник напротив красного восьмилистника. Тебя нет. Глупость какая.
А в голове, словно сорвавшись с цепи, бешенно расползается та самая мерзкая и тянущая боль. И чувство реальности исчезает, как исчезает серый день в синеватых сумерках. Щипаю себя, почти уверенный, что открою глаза в своей кровати. Больно.
Рассеянно наблюдаю за тем, как автобус отъезжает от нужной... нужной? уже не нужной мне остановки. Схожу на следующей.
Закурить.
Я решил, что останусь сегодня в квартире родителей. В конце-то концов, какая разница, где сидеть одному? В этом холодильнике хотя бы есть еда, которую мама оставила брату, и телевизор... который я все равно не включу.
Щелчком выкидываю докуренную сигарету, и вместе со мной ее провожает заинтесованный взгляд какой-то собаки. Хотя можно ли назвать собакой это странное создание на длинных, худых, и, кажется, негнущихся лапах? Пожилая женщина в плотной бесформенной куртке злобно окрикивает ее, и собачка, пождав хвост в виде рогалика, стремительно убегает к ней. А я шагаю дальше, к подъезду.
Дом-свечка. Седьмой этаж, сорок четвертая квартира. Я первый раз приехал сюда ни к кому. И это кажется настолько нелепым, что я невольно усмехаюсь этой мысли, а какой-то мужичек, по воле случая разделивший со мной путешествие в лифте, недовольно хмыкает. И я знаю почему, я как раз читаю: "Маша Новикова, офигенски клевая чикса для интимных тусовок." Неровным почерком, черным маркером - телефонный номер. Дети. Достаю мобильник, клацаю по кнопкам, краем глаза наблюдая за своим соседом. Не доволен, и неужели краснеет?
- Что, сам хотел записать? Так я выхожу уже. Записывай.
Выскальзываю из кабинки, даже не сдерживая тихий смех. Он первый начал.
Два часа. Два часа от двери до двери на наземке. На метро быстрее. Но я не люблю метро. Щелкает дверной замок, и дверь с тихим скрипом отворяется, впуская меня в мою новую тюрьму. Разнобразие.
Я не знаю, почему решил остаться этой ночью здесь, почему так и не включил телевизор и не притронулся к еде. Но я остался. В холодной, пустой квартире, в которой-то и мебели толком нету, недавно ведь совсем купили.
Зато я нашел ноутбук. И теперь эта квартира ничем не отличается от моей. Хотя нет, отличается. Здесь нельзя курить в кровати.
Я знал, что сегодня не мой день.
Я продолжаю об этом знать, когда руки сами тянутся к сигаретам, реагируя на твои слова. Чтобы покурить, нужно идти на балкон. И я иду, босиком, в футболке, и ухмыляюсь, чувствуя, что моя верхняя челюсть активно долбится о нижнюю. Холодно.
Знаешь, чем плохо виртуальное общение? Сказанное - не зачеркнешь. Отправил - и все. Оно надежно впечаталось в историю сообщений. Каждое слово, каждая мысль. Когда слушаешь, что-то можно пропустить, что-то смегчается интонацией, что-то в ту же секунду забывается, а долбаная асечная история остается. И ее можно перечитывать раз за разом. Поэтому я против "хистори".
Я не привык ложиться в два часа ночи. Но сегодня даже привычный сайт послал меня к черту. Поэтому, как только ты исчезаешь, я тоже иду спать.
У стены стоит аквариум. Пустой. Почему же, когда я ворочаюсь в кровати и думаю о том, как меня все достало, я слышу с его стороны скрежет. Так бьется о стекло пластмассовая пуговичка. Но в этом аквариуме нет пуговичек. Там вообще ничего нет.
Напряжено всматриваюсь в его белесые очертания, прекрасно знаю, что ничего не увижу. Встать бы да включить свет. Да не могу. Не пошевелиться, не сдвинуться. Выключатель находится сзади, а это что-то или кто-то, судя по шуму, размера внушительного. И поворачиваться к нему спиной - страшно. И свет включать страшно, потому что живет в душе одна мысль: пока не вижу, ничего и нет. И странно как-то: спиной повернуться боюсь, а глаза закрываю. И повторяю, как мантру: в комнате - пусто, постель - холодная, колено-чешется, глаза- закрыты, дыхание - ровное.
Снова скрежет. Вздрагиваю, распахивая глаза. Но... в комнате - пусто, глаза - закрыты.
К этому шуму прибавляется другой. Скрипит дверная ручка, и тихие, осторожные шаги. Так ходит моя кошка, когда хочет остаться незамеченной. Но кривым половницам плевать на ее охоту, и поэтому они активно скрепят, выдвая ее с головой. В этой квартире нет кошки,а на полу - новый, свежий паркет. Дыхание - ровное.
Шаги продолжаются, не приближаясь и не удаляясь. А скрежет все активнее. И я не знаю уже, куда обернуться, и чего же мне, и с какой стороны теперь ждать. Переворачиваюсь на спину, кутаясь в одеяло, вглядываюсь в потолок, на котором неверный свет из щелей жалюзи рисует нелепые узоры. Чертово колено зудит все сильнее, а дыхание... дыхания нет. Запрещаю себе дышать, чтобы не привлечь внимание хищника, хищников. Чтобы слышать каждое движение. И я боюсь. Сжимаюсь всем телом, ожидая нападения, уже не поворачиваю голову, опасаясь увидеть оскаленные клыки и горящие глаза. Остается только слушать.
Сколько я так лежал, не знаю, время растянулось, как вязкая серая липучка, которой мы так любили играть в детстве. В очередной раз пытаясь уловить природу шагов, я понял - всего лишь капли. Капли по подоконнику. Тяжелые, плотные - по хрупкому подоконнику. И эта мысль успокаивает. И дыхание - в самом деле ровное. До нового скрежета, до понимания, что дождя на улице нет, и что капли стучат не по подоконнику, а в окно. Тяжелые плотные капли врезаются в одно из окон спальни. С силой, на которую не способен ни один дождь. И это, черт возьми, действительно страшно. Я готов уже выть, но лишь до боли в челюстях кусаю одеяло, я готов зарыдать в голос, но поволяю себе лишь бесшумные слезы. Мне никогда не было так страшно. Мне хотелось бежать. Но бежать некуда. Этот дом - тюрьма. Как любой другой, в котором меня оставляют один на один с собой.
Пройдет еще несколько часов, один на один с неизвестностью и с призраками собственного сознания, прежде чем я проснусь. Проснусь точно так же в полной темноте, брошу тревожный взгляд в угол с аквариумом и пойму, что у родителей никогда аквариума не было. И окно в этой комнате одно. И я один.
А пока я лежу в холодной постели, и думаю о том, что мне с самого утра не понравился этот день. Это лучше, чем думать о том, что сейчас меня кто-нибудь съест. Честное слово.
Просто взял, вышел на улицу и поехал. Далеко так, как бы даже и надолго. К родителям домой. Если честно, я даже соскучился. Решил приехать без звонка, сюрпризом.
Поездка к родителям.Насыпал кошке еды, задумчиво отметив, что на кухне давно пора мыть пол. Бросил прощальный взгляд на сиротливо примостившуюся в самом углу холодильника последнюю баночку элитного кошачьего корма. Пока обувался и разглядывал крутившееся под ногами животное, задумался, почему покупаю ей дорогущий корм, когда сам питаюсь с горем пополам. Сам не знаю. Я вообще кошек не люблю. Прощальный взгляд в зеркало - мама опять будет в шоке от прически, ну да ладно. Привыкнет рано или поздно.
Два поворота ключа в дверном замке. С той стороны слышу шум - это кошка запрыгнула на дверную ручку и пытается укусить замок. Если дверь сейчас открыть, то она так и будет болтаться на ручке, словно мохнатая колбаса. По-моему, у нее не все в порядке с головой.
Я живу на 5-м этаже старой пятиэтажки, и я всегда закуриваю сразу, как убираю ключ в карман куртки. Быстро спускаюсь по лестнице, на автомате на мгновенье замираю у почтовых ящиков. "Ваша задолжность три тысячи тридцать три рубля. Оплатите до тринадцатого октября, в противном случае с двадцатого октября будут прекращена подача электроэнергии". Они присылают это письмо в четвертый раз, меняется лишь дата. В мусор.
Знакомым движением нашариваю в темноте кнопку замка, противный писк сообщает о том, что выход из моей тюрьмы разрешен.
Холодно. Чертовски холодно, а под курткой лишь футболка. Да и летние кеды, как я понимаю, стараясь перепрыгнуть через лужу, - неудачный выбор. Но воспитанное во мне с детства "возвращаться - плохая примета" удерживает меня от того, чтобы развернуться и пойти назад. Во всяком случае так я себе объясняю, на деле - мне просто лень возвращаться в душный подъезд и карабкаться на пятый этаж.
Тянусь за плеером: маленький, тоненький, уютный, там песни, которые я научился ассоциировать с тобой. Мы вместе научились. Двести двадцать, да. Ее я поставлю первой.
Мне с самого утра не понравился этот день, с того самого момента, как я проснулся в 7:30 утра, размышляя, что я, собственно, и не проснулся даже, потому что не уснул. Я до сих пор валялся в какой-то совершенно не сладкой дреме, наполненной чем-то, что я никак не могу поймать. И очнулся я от собственного: "Блин, да иди же сюда". Потом снова задремал, чтобы быть разбуженным твоей смской. Но, честно скажу, это не самое печальное пробуждение в пустой квартире. Гораздо хуже просыпаться от того, что просто не можешь больше спать, и сопровождается это мерзкой и тянущей головной болью и сумерками за окном. Но этот день мне все равно не понравился с самого начала. Так чего же удивляться, что плеер сел? А я и не удивляюсь.
На остановке толпа: люди, самые разные. Кто-то улыбается, кто-то жмется к друг другу, влюбленно заглядывая в глаза, кто-то стоит с отрешенным взглядом. Я из последних. И мысленно - из вторых. Я думаю о том, как мы таскались бы по городу, уходя подальше от людей, чтобы можно было взять тебя за руку, не отвлекаясь на недоуменные взгляды прохожих, и о том, что мне совершеннейшее тебя не хватает. Я вообще много о тебе думаю. Даже сейчас, проталкиваясь сквозь очередь, чтобы попасть в автобус, и еще минутой позже, разглядывая унылый пейзаж за окном. Пасмурно.
Пока автобус стоит на светофоре, наблюдаю за движением на перекрестке. На улице ветер, который упорно не дает заснуть уже опавшим бледно-желтым листьям. Но даже если ветер оставит их в покое, колеса машин все равно будут врезаться в лиственный мир, разбрасывая все в разные стороны, так и не давая погрузиться в желанный последний сон. Красиво.
На очередном повороте, когда на меня падает какая-то женщина со спутанными волосами и противного коричневого цвета лаковой сумкой, вспоминаю, что родители в Германии. Как вообще можно было о таком забыть? И что теперь делать? Улыбаюсь собственной глупости и лезу в телефон, в аську. Рассказать тебе и спросить совета. Тебя нет. Удивленно рассматриваю твой ник напротив красного восьмилистника. Тебя нет. Глупость какая.
А в голове, словно сорвавшись с цепи, бешенно расползается та самая мерзкая и тянущая боль. И чувство реальности исчезает, как исчезает серый день в синеватых сумерках. Щипаю себя, почти уверенный, что открою глаза в своей кровати. Больно.
Рассеянно наблюдаю за тем, как автобус отъезжает от нужной... нужной? уже не нужной мне остановки. Схожу на следующей.
Закурить.
Я решил, что останусь сегодня в квартире родителей. В конце-то концов, какая разница, где сидеть одному? В этом холодильнике хотя бы есть еда, которую мама оставила брату, и телевизор... который я все равно не включу.
Щелчком выкидываю докуренную сигарету, и вместе со мной ее провожает заинтесованный взгляд какой-то собаки. Хотя можно ли назвать собакой это странное создание на длинных, худых, и, кажется, негнущихся лапах? Пожилая женщина в плотной бесформенной куртке злобно окрикивает ее, и собачка, пождав хвост в виде рогалика, стремительно убегает к ней. А я шагаю дальше, к подъезду.
Дом-свечка. Седьмой этаж, сорок четвертая квартира. Я первый раз приехал сюда ни к кому. И это кажется настолько нелепым, что я невольно усмехаюсь этой мысли, а какой-то мужичек, по воле случая разделивший со мной путешествие в лифте, недовольно хмыкает. И я знаю почему, я как раз читаю: "Маша Новикова, офигенски клевая чикса для интимных тусовок." Неровным почерком, черным маркером - телефонный номер. Дети. Достаю мобильник, клацаю по кнопкам, краем глаза наблюдая за своим соседом. Не доволен, и неужели краснеет?
- Что, сам хотел записать? Так я выхожу уже. Записывай.
Выскальзываю из кабинки, даже не сдерживая тихий смех. Он первый начал.
Два часа. Два часа от двери до двери на наземке. На метро быстрее. Но я не люблю метро. Щелкает дверной замок, и дверь с тихим скрипом отворяется, впуская меня в мою новую тюрьму. Разнобразие.
Я не знаю, почему решил остаться этой ночью здесь, почему так и не включил телевизор и не притронулся к еде. Но я остался. В холодной, пустой квартире, в которой-то и мебели толком нету, недавно ведь совсем купили.
Зато я нашел ноутбук. И теперь эта квартира ничем не отличается от моей. Хотя нет, отличается. Здесь нельзя курить в кровати.
Я знал, что сегодня не мой день.
Я продолжаю об этом знать, когда руки сами тянутся к сигаретам, реагируя на твои слова. Чтобы покурить, нужно идти на балкон. И я иду, босиком, в футболке, и ухмыляюсь, чувствуя, что моя верхняя челюсть активно долбится о нижнюю. Холодно.
Знаешь, чем плохо виртуальное общение? Сказанное - не зачеркнешь. Отправил - и все. Оно надежно впечаталось в историю сообщений. Каждое слово, каждая мысль. Когда слушаешь, что-то можно пропустить, что-то смегчается интонацией, что-то в ту же секунду забывается, а долбаная асечная история остается. И ее можно перечитывать раз за разом. Поэтому я против "хистори".
Я не привык ложиться в два часа ночи. Но сегодня даже привычный сайт послал меня к черту. Поэтому, как только ты исчезаешь, я тоже иду спать.
У стены стоит аквариум. Пустой. Почему же, когда я ворочаюсь в кровати и думаю о том, как меня все достало, я слышу с его стороны скрежет. Так бьется о стекло пластмассовая пуговичка. Но в этом аквариуме нет пуговичек. Там вообще ничего нет.
Напряжено всматриваюсь в его белесые очертания, прекрасно знаю, что ничего не увижу. Встать бы да включить свет. Да не могу. Не пошевелиться, не сдвинуться. Выключатель находится сзади, а это что-то или кто-то, судя по шуму, размера внушительного. И поворачиваться к нему спиной - страшно. И свет включать страшно, потому что живет в душе одна мысль: пока не вижу, ничего и нет. И странно как-то: спиной повернуться боюсь, а глаза закрываю. И повторяю, как мантру: в комнате - пусто, постель - холодная, колено-чешется, глаза- закрыты, дыхание - ровное.
Снова скрежет. Вздрагиваю, распахивая глаза. Но... в комнате - пусто, глаза - закрыты.
К этому шуму прибавляется другой. Скрипит дверная ручка, и тихие, осторожные шаги. Так ходит моя кошка, когда хочет остаться незамеченной. Но кривым половницам плевать на ее охоту, и поэтому они активно скрепят, выдвая ее с головой. В этой квартире нет кошки,а на полу - новый, свежий паркет. Дыхание - ровное.
Шаги продолжаются, не приближаясь и не удаляясь. А скрежет все активнее. И я не знаю уже, куда обернуться, и чего же мне, и с какой стороны теперь ждать. Переворачиваюсь на спину, кутаясь в одеяло, вглядываюсь в потолок, на котором неверный свет из щелей жалюзи рисует нелепые узоры. Чертово колено зудит все сильнее, а дыхание... дыхания нет. Запрещаю себе дышать, чтобы не привлечь внимание хищника, хищников. Чтобы слышать каждое движение. И я боюсь. Сжимаюсь всем телом, ожидая нападения, уже не поворачиваю голову, опасаясь увидеть оскаленные клыки и горящие глаза. Остается только слушать.
Сколько я так лежал, не знаю, время растянулось, как вязкая серая липучка, которой мы так любили играть в детстве. В очередной раз пытаясь уловить природу шагов, я понял - всего лишь капли. Капли по подоконнику. Тяжелые, плотные - по хрупкому подоконнику. И эта мысль успокаивает. И дыхание - в самом деле ровное. До нового скрежета, до понимания, что дождя на улице нет, и что капли стучат не по подоконнику, а в окно. Тяжелые плотные капли врезаются в одно из окон спальни. С силой, на которую не способен ни один дождь. И это, черт возьми, действительно страшно. Я готов уже выть, но лишь до боли в челюстях кусаю одеяло, я готов зарыдать в голос, но поволяю себе лишь бесшумные слезы. Мне никогда не было так страшно. Мне хотелось бежать. Но бежать некуда. Этот дом - тюрьма. Как любой другой, в котором меня оставляют один на один с собой.
Пройдет еще несколько часов, один на один с неизвестностью и с призраками собственного сознания, прежде чем я проснусь. Проснусь точно так же в полной темноте, брошу тревожный взгляд в угол с аквариумом и пойму, что у родителей никогда аквариума не было. И окно в этой комнате одно. И я один.
А пока я лежу в холодной постели, и думаю о том, что мне с самого утра не понравился этот день. Это лучше, чем думать о том, что сейчас меня кто-нибудь съест. Честное слово.
-
-
11.01.2009 в 06:07Меня заворожило..