дерзкий дичь!
У меня есть брат. Старший.
Про нас.Он редко мне звонит. Приезжает и того реже.
Мы разные. Он - убеждённый патриот, расист и гомофоб. Взрослый, но не уверенный в себе. При этом верный друг, честный человек, не прощающий предательства. Он - яркий представитель того режима. Консерватор до мозга костей. И девушки у него всегда... девушки. Настоящие, милые, с длинными ухоженными ногтями, блеском на губах и лаковыми сумочками. Они учатся в престижных вузах, водят подаренные родителями машины, берут в аськах ники "Пантера", "Багира", "Звезда"... или же нелепые производные собственного имени. И никогда не требуют авторизации.
Он знакомит меня с каждой, спрашивает мнение, и я легко читаю в его глазах, что он не ждет правды. Он ждет поддержки. Каждое мое слово должно рождать в нем надежду, что в этот раз он не ошибся, что в этот раз все же выбрал, правильно выбрал. Выбрал ту самую, единственно-верную.
И я, скрепя сердце, говорю эти неискренние слова, которыми заверяю его, что да, что эта - точно лучше предыдущей.
Но проходит несколько месяцев, и вот уже я с трудом сдерживаю себя, чтоб не ударить очередную, оказавшуюся дрянью, девицу.
И в то же время понимаю: он сам виноват. Слишком радикальный, слишком упертый... И этот гребаный переизбыток веры в лучшее. Я тоже верю в лучшее. Но я верю там, где это лучшее может быть. Не закрываю слепо глаза на то, что изначально не верно. Тщательно взвешиваю каждый шаг. И никогда не обжигаюсь.
А он, в который раз напиваясь, сидит один в трёхкомнатной квартире и проклинает свою жестокую судьбу.
Да, он верит в судьбу. Я уже давно не верю. Я сам себе судьба.
Потом, спустя несколько дней запоя, он звонит мне, за советом. Я, стоя на балконе, вслушиваюсь в его непривычно-тихий грубый голос. Он звонит ночью. И это - тоже не его черта. Он дневной житель. Радуется каждому утру, восходу солнца, пробуждению улиц. Я же несколько месяцев не видел утро.
Он рассказывает мне о том, как очередная она вернула ему кольцо, и как в который раз он отказался его взять.
Другой девушке - другое кольцо.
И мне нечего ему ответить.
Я не верю женщинам. Я их не принимаю и не понимаю. Я из тех, кто не верит в женскую дружбу, да, черт возьми, я из тех, кто вообще не верит в дружбу. И в женщин.
Женщины всегда лгут. Это так же верно, как то, что земля крутится.
Они всегда играют какие-то даже им неведомые роли.
Но... женщины всегда искренни. Они врут настолько шикарно, что легко срастаются с собственной ложью. А потом мечутся, пытаясь понять, что же во всех их выдумках сохранилось от собственного Я. И потому страдают. И заставляют страдать других.
Мой брат не знает об этом.
А я не пытаюсь объяснить. Потому что бесполезно. Он никогда не поймет и не примет мою позицию. Мой устойчивый внутренний мир, мою уверенность в себе и в своих действиях, мое мировоззрение. И мою не любовь к женскому полу... никогда не примет и не поймет.
Мы слишком разные. Мы даже не похожи.
Он - высокий, под два метра, смуглый, светловолосый, вечно коротко стрижен. От меня же загар шарахается пожизненно. Я проверял. В солярий ходил даже. Бесполезно. Моя кожа, не соизволив даже подгореть, едва-едва меняет цвет. И возвращает его обратно уже после первого душа. И рост у меня - ну совсем средний. 176 сантиметров. Я ненавижу короткие волосы, долгое время даже отращивал свои. Но, поддавшись уговорам одного человека, таки срезал все в нечто непонятное, не коротко, нет, но в хвост больше не собирается. Подлый провокатор, критично осмотрев меня после выхода из парикмахерской, высказал, что я похож на сбежавшую из душа кошку. Убил бы. Да только я пацифист, да (выяснили сегодня ^^).
И даже эту, казалось бы, безобидную черту, мой брат не понимает.
Я хотел было написать, что глаза у нас все же похожи. Но вот разглядываю фотографии и понимаю, что нет, не похожи. У него глаза мутные, серо-зеленые. Мои - чисто-серые. Без примесей. Цветные контактные линзы, заглушающие любые другие оттенки. И этого он тоже не понимает. Не понимает моих сережек в ушах, не понимает мою тягу к интернету, не понимает, почему я, сбежав от родителей, упорно живу один. Не понимает, почему я не общаюсь с однокурсниками, почему избегаю встреч с его друзьями, почему работаю дома, почему завел кошку, если я люблю собак, почему не могу общаться с мамой больше пяти минут, почему так уверен в своей правоте каждый раз, когда все же срываюсь и начинаю объяснять ему, что так, как он, жить нельзя. Ведь он уверен, что жить нельзя так, как живу я.
Мы и в самом деле слишком разные. Мучительно, до глухой давящей боли в районе желудка, что возникает каждый раз, когда я убираю от уха горячий от часового разговора телефон. Мне жаль его. И мне жаль, что я совершенно ничем не могу ему помочь.
И в такие моменты мне хочется верить. Верить, что все у него получится, что он справится с очередным ударом, не сломается, не сдастся, выдержит. Ведь он хороший человек. Он имеет право на благосклонную судьбу и всепрощающего бога.
Про нас.Он редко мне звонит. Приезжает и того реже.
Мы разные. Он - убеждённый патриот, расист и гомофоб. Взрослый, но не уверенный в себе. При этом верный друг, честный человек, не прощающий предательства. Он - яркий представитель того режима. Консерватор до мозга костей. И девушки у него всегда... девушки. Настоящие, милые, с длинными ухоженными ногтями, блеском на губах и лаковыми сумочками. Они учатся в престижных вузах, водят подаренные родителями машины, берут в аськах ники "Пантера", "Багира", "Звезда"... или же нелепые производные собственного имени. И никогда не требуют авторизации.
Он знакомит меня с каждой, спрашивает мнение, и я легко читаю в его глазах, что он не ждет правды. Он ждет поддержки. Каждое мое слово должно рождать в нем надежду, что в этот раз он не ошибся, что в этот раз все же выбрал, правильно выбрал. Выбрал ту самую, единственно-верную.
И я, скрепя сердце, говорю эти неискренние слова, которыми заверяю его, что да, что эта - точно лучше предыдущей.
Но проходит несколько месяцев, и вот уже я с трудом сдерживаю себя, чтоб не ударить очередную, оказавшуюся дрянью, девицу.
И в то же время понимаю: он сам виноват. Слишком радикальный, слишком упертый... И этот гребаный переизбыток веры в лучшее. Я тоже верю в лучшее. Но я верю там, где это лучшее может быть. Не закрываю слепо глаза на то, что изначально не верно. Тщательно взвешиваю каждый шаг. И никогда не обжигаюсь.
А он, в который раз напиваясь, сидит один в трёхкомнатной квартире и проклинает свою жестокую судьбу.
Да, он верит в судьбу. Я уже давно не верю. Я сам себе судьба.
Потом, спустя несколько дней запоя, он звонит мне, за советом. Я, стоя на балконе, вслушиваюсь в его непривычно-тихий грубый голос. Он звонит ночью. И это - тоже не его черта. Он дневной житель. Радуется каждому утру, восходу солнца, пробуждению улиц. Я же несколько месяцев не видел утро.
Он рассказывает мне о том, как очередная она вернула ему кольцо, и как в который раз он отказался его взять.
Другой девушке - другое кольцо.
И мне нечего ему ответить.
Я не верю женщинам. Я их не принимаю и не понимаю. Я из тех, кто не верит в женскую дружбу, да, черт возьми, я из тех, кто вообще не верит в дружбу. И в женщин.
Женщины всегда лгут. Это так же верно, как то, что земля крутится.
Они всегда играют какие-то даже им неведомые роли.
Но... женщины всегда искренни. Они врут настолько шикарно, что легко срастаются с собственной ложью. А потом мечутся, пытаясь понять, что же во всех их выдумках сохранилось от собственного Я. И потому страдают. И заставляют страдать других.
Мой брат не знает об этом.
А я не пытаюсь объяснить. Потому что бесполезно. Он никогда не поймет и не примет мою позицию. Мой устойчивый внутренний мир, мою уверенность в себе и в своих действиях, мое мировоззрение. И мою не любовь к женскому полу... никогда не примет и не поймет.
Мы слишком разные. Мы даже не похожи.
Он - высокий, под два метра, смуглый, светловолосый, вечно коротко стрижен. От меня же загар шарахается пожизненно. Я проверял. В солярий ходил даже. Бесполезно. Моя кожа, не соизволив даже подгореть, едва-едва меняет цвет. И возвращает его обратно уже после первого душа. И рост у меня - ну совсем средний. 176 сантиметров. Я ненавижу короткие волосы, долгое время даже отращивал свои. Но, поддавшись уговорам одного человека, таки срезал все в нечто непонятное, не коротко, нет, но в хвост больше не собирается. Подлый провокатор, критично осмотрев меня после выхода из парикмахерской, высказал, что я похож на сбежавшую из душа кошку. Убил бы. Да только я пацифист, да (выяснили сегодня ^^).
И даже эту, казалось бы, безобидную черту, мой брат не понимает.
Я хотел было написать, что глаза у нас все же похожи. Но вот разглядываю фотографии и понимаю, что нет, не похожи. У него глаза мутные, серо-зеленые. Мои - чисто-серые. Без примесей. Цветные контактные линзы, заглушающие любые другие оттенки. И этого он тоже не понимает. Не понимает моих сережек в ушах, не понимает мою тягу к интернету, не понимает, почему я, сбежав от родителей, упорно живу один. Не понимает, почему я не общаюсь с однокурсниками, почему избегаю встреч с его друзьями, почему работаю дома, почему завел кошку, если я люблю собак, почему не могу общаться с мамой больше пяти минут, почему так уверен в своей правоте каждый раз, когда все же срываюсь и начинаю объяснять ему, что так, как он, жить нельзя. Ведь он уверен, что жить нельзя так, как живу я.
Мы и в самом деле слишком разные. Мучительно, до глухой давящей боли в районе желудка, что возникает каждый раз, когда я убираю от уха горячий от часового разговора телефон. Мне жаль его. И мне жаль, что я совершенно ничем не могу ему помочь.
И в такие моменты мне хочется верить. Верить, что все у него получится, что он справится с очередным ударом, не сломается, не сдастся, выдержит. Ведь он хороший человек. Он имеет право на благосклонную судьбу и всепрощающего бога.
-
-
11.01.2009 в 06:26Хе...ну продевушек-это жесть, все тайны раскрыл...ну разве так делается?!)
Знаешь, я вот тоже поверила, что все наладится...вера-это волшебное слово...я верю)
-
-
11.01.2009 в 06:30ну если есть возможность, то почему бы не сделать?)))
-
-
11.01.2009 в 06:32бессовестный ты)))