дерзкий дичь!
Я много думаю последний месяц, ища ошибку в выборе специальности и все чаще оглядываюсь на прошлый год... Я не был гениален, но я делал то, что мне нравится. Я писал. Я хочу писать. Я хочу работать гребаным копирайтером. Т_Т
Избранное.
Галлюциногенное.
читать дальшепо асфальту на лыжах ходят не только идиоты, но и мечтатели.
Подпрыгнув, дотянуться кончиками пальцев до самого звездного неба, заставляя его задрожать. От места легкого касания рябью побегут круги, небо качнется и тут же рухнет под ноги.
И скакать по нему одержимым невероятностью и красотой. Прыгать прямо в звезды, разбрасывая слабо блестящие брызги. Быть только темным силуэтом. Кружиться, раскинув руки в стороны, отдаваясь неизвестному ритму. Не знать, что каждое движение заставляет замирать сердце самого создателя этого мира, оставляя на нем тонкие, аккуратные, но саднящие царапины-росчерки.
Набирать скорость, с силой ударяя ногами по воде, вздымая уже тучи брызг, что, смешавшись со своим отражением, создают бесконечный, хаотичный дождь, не подчиняющийся ни силам тяготения, ни самому смыслу.
Врезаясь, ударяясь друг о друга, капли звенят, отражаясь от звезд многоголосным журчащим пением.
Движения - быстрее, пение – громче и тревожнее, капли бьют острым потоком, закрывая небо над головой и под ногами, силуэт – лишь смешанное очертание. Бешенное, неуправляемое. Концентрация самой стихии, хаоса, сопротивление законам любой логики.
Продолжать движения, легко поднимая ногу над головой и кружась на носке, затем, перенося вес, падать на руки, чертя ногами окружность, и вскоре коснуться пальцами ног неба над собой и на мгновенье замереть, привыкая к новой опоре. Задрать голову, пытаясь сквозь пелену беспорядочного дождя разглядеть свое отражение.
И вновь крутиться. Крутиться на пределе возможностей, заведенный до упора механизм. Жить в вечности темным силуэтом балерины, быть единственным постоянным среди всей этой неопределенности. Быть постоянным лишь потому, что нельзя остановиться, потому что едва движения начнут терять скорость, ловкая рука мастера вновь закрутит ключик шкатулки. Деревянной маленькой музыкальной шкатулки, с прозрачным шаром на крышке. Идеальной сферой, ставшей миром, сотканным из неба и дождя, для одного единственного маленького силуэта, вольного лишь в своих движениях. В движениях, ограниченных стенками маленького шара. Настолько маленького, что подпрыгнув, можно дотянуться кончиками пальцев до самого звездного неба, заставляя его задрожать.
СорватьсяСорваться,сбежать, разорвать, разломать, уничтожить;
Вернуться, простить, понять, разложить, подытожить;
Смириться, скрывать, молчать, закрываться, теряться;
Терпеть, не суметь, задохнуться, сломаться, сорваться.
Накатило что-то вдруг. Наброски. Не дописано.
читать дальшеЗнаете ли, я молекула. Представьте себе. Нет, не человек, хотя мне ясен ход ваших мыслей. Я молекула. И, вопреки мнению многих, я рассказываю вам о том, что происходит здесь и сейчас. Я умею. Вопреки мнению многих, я рассказываю вам, что здесь и сейчас я сижу на дорогом кеде дорогой модели. Или лежу. Или стою. Я молекула, поэтому я не могу решить, стою я, лежу ли или сижу. Я нахожусь на этом кеде уже три дня. За эти три дня я узнал, что модель зовут Гриша, что он живет один, что эти кеды он купил на распродаже, и что его кот метит все, что видит впервые. Даже этот кед. Сейчас Гриша направляется в ресторан, где, в общественном туалете рядом с практически вылизанным белым унитазом я сменю место жительства. Вы, наверное, думаете, что я не могу об этом знать. Вы думаете, что я не могу об этом знать, потому что я рассказываю свою историю здесь и сейчас. Но я готов вам возразить. Я знаю это, потому что я всегда так делаю. Я меняю подошвы в общественных туалетах. Я молекула. И вопреки мнению многих, я умею рассказывать истории.
Наверное, вы бы хотели знать, что я за молекула. Наверное, я бы тоже хотел это знать. Я бы хотел это знать ровно так же, как и то, почему Гриша не спешит в ресторан. Я хотел бы знать, почему он все еще не выходит из ванной, хотя должен был сделать это пятнадцать минут назад. Но я молекула. Молекулы не знают ответа на подобные почему. Но молекулы точно знают, когда Гриша должен выходить. Молекулы вроде меня знают, когда Гриша должен сесть в свою дорогую иномарку и поехать в дорогой ресторан.
Я мог бы сменить подошву в лифте, на лестнице, в подъезде, во дворе, машине. Я мог бы изменить направление в любой угодный для меня момент. Лишь бы любой угодный для меня момент был угоден для Гриши. Но я сменю подошву в общественном туалете. Если, конечно, Гриша, наконец, выйдет из ванной.
Я рассказываю свою историю здесь и сейчас. Здесь и сейчас Гриша все же выходит из ванной. Его волосы блестят сильнее, чем свежая полировка на солнце. Его глаза блестят еще ярче. Вы, наверное, думаете, что молекулы не могут видеть, как блестят глаза, волосы и полировка. Я, наверное, думаю так же. Но для вас я всего лишь молекула. И вам придется с этим смириться.
Я мог бы назвать себя частицей, микробом, даже амебой. Если бы амебы могли существовать на подошве. Я мог бы назвать себя как угодно, потому что именно я решаю, как себя назвать. Потому что вы все равно будете читать дальше и осуждать меня за то, что я пишу. Вы будете читать дальше и корить меня за каждое слово, как я корю Гришу за то, что он слишком долго выбирает носки. Между белыми и белыми. Я молекула и я не вижу разницы между белыми и белыми носками. Гриша тоже не видит, но когда он выбирает, он чувствует себя значимей. Он чувствует, что готовится.
Вы, люди, делаете массу бесполезных вещей. Вы делаете массу бесполезных вещей, лишь бы создать эффект деятельности. Вы делаете массу этих самых бесполезных вещей, чтобы иметь право сказать себе: "Ну я же готовился".
Гриша делает массу бесполезных вещей, как и все люди. Именно поэтому Гриша вышел из ванной с опозданием на пятнадцать минут. Именно поэтому он так долго выбирает между белыми и белыми носками, не видя разницы. Сегодня у Гриши важная встреча и он готовится. Он говорит:
- Ну все же хорошо? Ну все же получится?
Он говорит:
- Я всегда со всем отлично справлялся, - и у него звонит телефон.
Он всегда со всем отлично справлялся. Он всегда отлично справлялся даже с телефонными разговорами. Даже с нелюбимыми телефонными разговорами он справлялся отлично. Со всеми телефонными разговорами, отличными от этого.
- Алло, - говорит Гриша и берет блокнот.
- Я слушаю, - говорит он и начинает рисовать цветочки в своем крохотном блокнотике. Такие же крохотные, как он сам. Такой же крохотный, как молекула. Крохотный по значимости. Потому что...
- ... ты мальчик по вызову, - орет трубка.
- Да пошел ты, - орет Гриша и обводит лепесток цветочка в крошечном блокнотике.
Я молекула. Я нахожусь на подошве дорогого кеда, купленного на распродаже и помеченного котом, и не слышу всего разговора. Я называю себя молекулой, но для молекулы я слишком сообразителен. И я понимаю, что разговоры, с которыми отлично справляется Гриша, отличны от этого. Потому что это звонок с работы. Потому что сегодня Гриша не пойдет в дорогой ресторан, а я не сменю подошву. Я нахожусь на этом кеде три дня и уже не хочу его менять. Я хочу знать, сколько Гриша протянет. Дорогая модель в дорогих кедах. Дешевая шлюха в дешевых кедах с распродажи. Я рассказываю свою историю здесь и сейчас. И эта история о Грише.
- ... насколько хватит терпения, - повторяет Гриша за своим собеседником и одним нажатием кнопки заканчивает разговор.
Оставшись один на один с собой, Гриша снова повторяет: "Отрабатывать, насколько хватит терпения". Отрабатывать хорошо. Иначе терпение не будет иметь значения.
Гриша будет отрабатывать хорошо. Потому что он верит. Верит в чистые общественные туалеты, в любовь и в то, что плохое быстро заканчивается. А еще Гриша верит в чудеса и собственную выдержку. Пока что. Он верит, что она не такая крошечная как молекула. Не такая крошечная, как цветочки в блокнотике, - думает он. Он думает: "Я могу все делать хорошо". Думает: "Я могу все делать хорошо и меня надолго хватит". Думает и обводит очередной лепесток. Очередной лепесток очередного цветочка. Десятого. По цветочку за вызов.
Муки творчества.
читать дальшеЛеша Зябликов задумчиво грыз ручку. Плодами напавшего на него на днях вдохновения стали исписанные неровным почерком листы с его новой повестью. Оставалась одна, финальная сцена, в которую он планировал вложить весь свой талант, все эмоции, дабы донести до неискушенных читателей всю прелесть искренних и ответных чувств.
Вот уже час он задумчиво подбирал нужные слова, обложившись всевозможными научными и не очень трудами. В очередной раз переведя взгляд с пособия «Французский поцелуй для чайников» на «Словарь синонимов», Леша вздохнул и потянулся за чаем.
«Впиваться, ага... да что ж они у меня, пиявки какие», - думал Зябликов, зачеркивая очередное предложения и опять вгрызаясь в пластмассу. Он тихонько заскулил, но тут же улыбнулся и порывисто написал несколько слов. Как только этот творческий позыв был удовлетворен и подвергнут анализу, то и он тут же оказался безжалостно вычеркнут резкими движениями руки жалобно подвывающего автора. «Накрывать… накрывают на стол обычно, э-эх…»
С не менее горестными охами и эхами чуть позже были отвергнуты всевозможные «ворвался», «вцепился» и «страстно слился», которые Леша, немного подумав, оставил для бульварных романов, к коим его великое произведение, естественно, не относилось.
Провозившись еще добрый час и так и не выдавив из себя ни одной умной мысли, Зябликов мысленно махнул рукой на так и несостоявшийся поцелуй и зарылся в ворох бумаг в поисках первой страницы. Обнаружив нужное, он бережно провел пальцем по буквам, собирающимся в неожиданно редкое для названия слово - «Любовь», затем вытащил маркер и старательно приписал: «Платоническая».
Кто я, скажи, Истина,
читать дальшеКто я в твоей памяти,
Свободен или зависим я,
Спокоен иль раб я паники?
Скажи мне, мои принципы
В страницах какой повести,
Нищему или принцу ли
Достались укором совести?
Где я, скажи, Истина,
Долго ль шагать к пропасти?
Мне ветер в ушах насвистывал
Ошибки в расчетах скорости.
За что я борюсь, Истина,
За правду или признание?
С кого моя жизнь списана,
Бред я чьего сознания?
Сколько еще вынести
Душевной людской затхлости?
Как мне, ответь, Истина,
Жить в этой полной заднице.
Эксперимент.
читать дальше
09:58:54
- Привет, я не могу говорить - убегаю. Я вечером позвоню, ладно? Да, сегодня обязательно.
Кутаешься в своё чёрное пальто, переходя дорогу. Ты слишком тоненькая. Болезненно-хрупкая. Иногда я боюсь, что ты сломаешься. Но ты сильная. Помнишь, ты всегда так говорила. И неровные блики в твоих серых глазах. Мы всегда доверяли друг другу.
15:32:17
- Алло! Привет, да. Да, я помню. Да, позвоню.
Знакомым движением убираешь телефон в задний карман джинсов.
Ты всегда так делала. А я всегда тебя ругал, мол, потеряешь.
И ведь один уже потеряла. Звонила мне на последнюю мелочь с телефонного автомата.
Я забрал тебя тогда на машине, помнишь?
Мы ещё напились потом в каком-то сомнительном баре.
Тогда мы доверяли друг другу.
19:07:14
- Да. Я помню. Через час.
Через 53 минуты.
Ты обязательно это отметишь. Ты любишь точность во всём.
Однажды я опоздал на полчаса. Ты закатила скандал: дулась на меня весь вечер, корчила забавные рожицы и старалась не улыбаться. Это действительно было пыткой.
Тогда я не мог без твоей улыбки.
Тогда ты мне доверяла.
20:01:13
"Прости, задерживаюсь."
Невидящим взглядом смотришь в телефон. Ты ведь ждала этих слов.
Даже не звонок. Дурацкая, бесчувственная смска.
Ты уже давно не доверяешь.
21:54:26
- У меня не получится. Не обижаешься? Точно? Прости.
Твой голос не дрогнет в ответ. А ведь ты такая тоненькая. Болезненно-хрупкая.
Но ты сильная. Помнишь, ты всегда так говорила.
Ты же все понимаешь...
00:07:15
- Встреться с ней наконец.
- Завтра.
Он всегда оставляет сигареты на моей тумбочке. Всегда тянется через меня, почти ложится, чтобы достать.
Ты не разрешала ему курить в постели.
Я знаю тебя наизусть. Мы были лучшими друзьями, помнишь?
И я всегда любил твою улыбку.
Но ты не разрешала ему курить в постели. Я разрешаю.
Ты сама нас познакомила.
Пирог с черничным вареньем.
читать дальше
Внезапная тишина наполнена болезненно режущим уши звоном.
Она слышит каждое движение в квартире. Ты идешь на кухню. Легкий скрежет - свинчиваешь крышку с бутылки твоего любимого джина. Вы оба знали, чем кончится этот разговор.
Ты пьешь, когда больно. Она пьет всегда.
Шум воды. Она лишь угадывает в нем сдавленные рыдания. Она придумала их сама. Она знает, что сейчас ты не заплачешь.
Возвращаешься в комнату. Тихий стук - ты поставил стакан на стол. Чиркнула зажигалка. В этой тишине она слышит даже, как трещит твоя сигарета от первой затяжки. Она уверена, что слышит, как стучит твое сердце. Она не знает, что это неровное биение - её.
Ты не смотришь в её сторону. Она смотрит в никуда.
Привычное клацанье кнопок. Тихая трель - доставлено. Звонок.
Ты даже говорить при ней не можешь. Уходишь на кухню. Две минуты. Ровно две. Две минуты она слушает твой приглушенный голос. Не разобрать.
- Я пойду прогуляюсь, - ты злишься.
- С кем? - равнодушно.
- С Костей.
Она не поднимает глаза. Кивает.
Не выдерживаешь. Обнимаешь. Говоришь что-то, тихо, уверенно. Ты так решил. Она ровно кивает в такт твоей речи.
- Ты слышишь меня?
Снова кивает.
Она не слышит тебя.
- Скажи что-нибудь.
- Что? - не поднимая глаз.
- Что-нибудь.
- Что-нибудь, - она усмехается и наконец-то смотрит на тебя.
- Скажи: пирог с черничным вареньем.
- Пирог с черничным вареньем, - послушные губы, горькая улыбка, болезненный блеск в глазах.
- Я скоро вернусь.
Я до кончиков пальцев дитя мегаполиса.
читать дальшеИ ни какая другая жизнь не заменит мне тревожный гул большого города. Сигналы машин в продымленной пробке, тяжелую нетерпеливую затяжку и выдох в приоткрытое окно. Голос ведущего на радио, пророчащий очередной счастливый день. Надоевшие треки и скучные новостные сводки. Однообразная реклама и вновь бодрые голоса уставших от жизни ведущих.
Ни один пейзаж не тронет больше, чем урбанистические виды с моста на Автозаводскую. Тяжелые тучи, что висят столь низко, что кажется - подпрыгни, и захватишь в ладошку густую серую пену. Убегающие в никуда машины, надземный переход из плотного полупрозрачного пластика. По нему можно в бессильной злобе колотить руками - не дрогнет.
Я дитя мегаполиса. Я люблю эти угрюмые промышленные районы, в которых даже кошки боятся дышать, люблю шумные центральные магистрали, свист в ушах. Бешенную езду по ночному городу, дикий визг тормозов и отчаянные голоса из динамиков, и лишь на светофоре - редкий самодовольный полубезумный взгляд в сторону, на таких же сумасшедших вольных гонщиков, идиотов.
Я дитя мегаполиса. Я люблю прогулки пешком от Сокольников до Электрозаводской, до максимума выкрутив звук на плеере, пиная грязно-желтую опавшую листву, люблю пустынные набережные, шумную пеструю Манежку, тихий прозрачный гул Старого Арбата, давящую тишину спальников, изредка разрываемую резкими грубыми голосами и пьяным хриплым смехом.
Я ни на что не променяю умиротворенное Коломенское с почерневшими от времени деревянными церквушками. Можно подойти к одной из тяжелых дверей и слушать, вслушиваться, впитывать тревожные приглушенные напевы. Прижиматься всем телом к деревянной поверхности, вцепившись рукой в заледеневшие железные кольца-ручки, закрыв глаза. Чтобы через несколько растянутых в пространстве минут дрожащей рукой потянуться за сигаретой. Прочь. Прочь. Прочь. Бежать. И этот наполненным упоительным безумием и страхом бег от самого себя я тоже ни на что не променяю. Я дитя мегаполиса.
И шумная гроза с резкими порывами ветра, точные росчерки-вспышки, на мгновение освещающие безликие многоэтажки. Когда нет сил сидеть дома, и ты срываешься на улицу, чтобы вглядываться в небо, с широко распахнутыми глазами вслушиваться в бешенные, оглушающие раскаты грома, подставлять лицо под тяжелый грубый поток, готовый смыть тебя в секунду.
Мегаполис - та же стихия. Бьет четко, резко, освещает ярко, мгновенно, а если не удержался, смывает, монотонными плотными ударами впечатывает в грязь. А потом затихает перед очередной бурей, выжидает, впитывая негатив, чтобы с новой силой обрушиться на очередную неподготовленную жертву. Ломает, прогибает под себя, перечёркивая устои, к чертовой матери перекраивая твое глупое наивное мировоззрение.
Выдержишь, поймаешь волну - разрешат ходить. Не угодишь под точечный удар молнии - разрешат говорить. Сумеешь найти силы и бросить вызов - научат дышать.
Я до кончиков пальцев дитя этого чертового мегаполиса. Я умею дышать без кислорода, смеяться без смеха, сочувствовать без чувств, беззвучно рыдать в голос и не ошибаться.
Я дитя мегаполиса. И моя награда - быть счастливым без счастья.
Считайте это приступом ностальгии.
Избранное.
Галлюциногенное.
читать дальшепо асфальту на лыжах ходят не только идиоты, но и мечтатели.
Подпрыгнув, дотянуться кончиками пальцев до самого звездного неба, заставляя его задрожать. От места легкого касания рябью побегут круги, небо качнется и тут же рухнет под ноги.
И скакать по нему одержимым невероятностью и красотой. Прыгать прямо в звезды, разбрасывая слабо блестящие брызги. Быть только темным силуэтом. Кружиться, раскинув руки в стороны, отдаваясь неизвестному ритму. Не знать, что каждое движение заставляет замирать сердце самого создателя этого мира, оставляя на нем тонкие, аккуратные, но саднящие царапины-росчерки.
Набирать скорость, с силой ударяя ногами по воде, вздымая уже тучи брызг, что, смешавшись со своим отражением, создают бесконечный, хаотичный дождь, не подчиняющийся ни силам тяготения, ни самому смыслу.
Врезаясь, ударяясь друг о друга, капли звенят, отражаясь от звезд многоголосным журчащим пением.
Движения - быстрее, пение – громче и тревожнее, капли бьют острым потоком, закрывая небо над головой и под ногами, силуэт – лишь смешанное очертание. Бешенное, неуправляемое. Концентрация самой стихии, хаоса, сопротивление законам любой логики.
Продолжать движения, легко поднимая ногу над головой и кружась на носке, затем, перенося вес, падать на руки, чертя ногами окружность, и вскоре коснуться пальцами ног неба над собой и на мгновенье замереть, привыкая к новой опоре. Задрать голову, пытаясь сквозь пелену беспорядочного дождя разглядеть свое отражение.
И вновь крутиться. Крутиться на пределе возможностей, заведенный до упора механизм. Жить в вечности темным силуэтом балерины, быть единственным постоянным среди всей этой неопределенности. Быть постоянным лишь потому, что нельзя остановиться, потому что едва движения начнут терять скорость, ловкая рука мастера вновь закрутит ключик шкатулки. Деревянной маленькой музыкальной шкатулки, с прозрачным шаром на крышке. Идеальной сферой, ставшей миром, сотканным из неба и дождя, для одного единственного маленького силуэта, вольного лишь в своих движениях. В движениях, ограниченных стенками маленького шара. Настолько маленького, что подпрыгнув, можно дотянуться кончиками пальцев до самого звездного неба, заставляя его задрожать.
СорватьсяСорваться,сбежать, разорвать, разломать, уничтожить;
Вернуться, простить, понять, разложить, подытожить;
Смириться, скрывать, молчать, закрываться, теряться;
Терпеть, не суметь, задохнуться, сломаться, сорваться.
Накатило что-то вдруг. Наброски. Не дописано.
читать дальшеЗнаете ли, я молекула. Представьте себе. Нет, не человек, хотя мне ясен ход ваших мыслей. Я молекула. И, вопреки мнению многих, я рассказываю вам о том, что происходит здесь и сейчас. Я умею. Вопреки мнению многих, я рассказываю вам, что здесь и сейчас я сижу на дорогом кеде дорогой модели. Или лежу. Или стою. Я молекула, поэтому я не могу решить, стою я, лежу ли или сижу. Я нахожусь на этом кеде уже три дня. За эти три дня я узнал, что модель зовут Гриша, что он живет один, что эти кеды он купил на распродаже, и что его кот метит все, что видит впервые. Даже этот кед. Сейчас Гриша направляется в ресторан, где, в общественном туалете рядом с практически вылизанным белым унитазом я сменю место жительства. Вы, наверное, думаете, что я не могу об этом знать. Вы думаете, что я не могу об этом знать, потому что я рассказываю свою историю здесь и сейчас. Но я готов вам возразить. Я знаю это, потому что я всегда так делаю. Я меняю подошвы в общественных туалетах. Я молекула. И вопреки мнению многих, я умею рассказывать истории.
Наверное, вы бы хотели знать, что я за молекула. Наверное, я бы тоже хотел это знать. Я бы хотел это знать ровно так же, как и то, почему Гриша не спешит в ресторан. Я хотел бы знать, почему он все еще не выходит из ванной, хотя должен был сделать это пятнадцать минут назад. Но я молекула. Молекулы не знают ответа на подобные почему. Но молекулы точно знают, когда Гриша должен выходить. Молекулы вроде меня знают, когда Гриша должен сесть в свою дорогую иномарку и поехать в дорогой ресторан.
Я мог бы сменить подошву в лифте, на лестнице, в подъезде, во дворе, машине. Я мог бы изменить направление в любой угодный для меня момент. Лишь бы любой угодный для меня момент был угоден для Гриши. Но я сменю подошву в общественном туалете. Если, конечно, Гриша, наконец, выйдет из ванной.
Я рассказываю свою историю здесь и сейчас. Здесь и сейчас Гриша все же выходит из ванной. Его волосы блестят сильнее, чем свежая полировка на солнце. Его глаза блестят еще ярче. Вы, наверное, думаете, что молекулы не могут видеть, как блестят глаза, волосы и полировка. Я, наверное, думаю так же. Но для вас я всего лишь молекула. И вам придется с этим смириться.
Я мог бы назвать себя частицей, микробом, даже амебой. Если бы амебы могли существовать на подошве. Я мог бы назвать себя как угодно, потому что именно я решаю, как себя назвать. Потому что вы все равно будете читать дальше и осуждать меня за то, что я пишу. Вы будете читать дальше и корить меня за каждое слово, как я корю Гришу за то, что он слишком долго выбирает носки. Между белыми и белыми. Я молекула и я не вижу разницы между белыми и белыми носками. Гриша тоже не видит, но когда он выбирает, он чувствует себя значимей. Он чувствует, что готовится.
Вы, люди, делаете массу бесполезных вещей. Вы делаете массу бесполезных вещей, лишь бы создать эффект деятельности. Вы делаете массу этих самых бесполезных вещей, чтобы иметь право сказать себе: "Ну я же готовился".
Гриша делает массу бесполезных вещей, как и все люди. Именно поэтому Гриша вышел из ванной с опозданием на пятнадцать минут. Именно поэтому он так долго выбирает между белыми и белыми носками, не видя разницы. Сегодня у Гриши важная встреча и он готовится. Он говорит:
- Ну все же хорошо? Ну все же получится?
Он говорит:
- Я всегда со всем отлично справлялся, - и у него звонит телефон.
Он всегда со всем отлично справлялся. Он всегда отлично справлялся даже с телефонными разговорами. Даже с нелюбимыми телефонными разговорами он справлялся отлично. Со всеми телефонными разговорами, отличными от этого.
- Алло, - говорит Гриша и берет блокнот.
- Я слушаю, - говорит он и начинает рисовать цветочки в своем крохотном блокнотике. Такие же крохотные, как он сам. Такой же крохотный, как молекула. Крохотный по значимости. Потому что...
- ... ты мальчик по вызову, - орет трубка.
- Да пошел ты, - орет Гриша и обводит лепесток цветочка в крошечном блокнотике.
Я молекула. Я нахожусь на подошве дорогого кеда, купленного на распродаже и помеченного котом, и не слышу всего разговора. Я называю себя молекулой, но для молекулы я слишком сообразителен. И я понимаю, что разговоры, с которыми отлично справляется Гриша, отличны от этого. Потому что это звонок с работы. Потому что сегодня Гриша не пойдет в дорогой ресторан, а я не сменю подошву. Я нахожусь на этом кеде три дня и уже не хочу его менять. Я хочу знать, сколько Гриша протянет. Дорогая модель в дорогих кедах. Дешевая шлюха в дешевых кедах с распродажи. Я рассказываю свою историю здесь и сейчас. И эта история о Грише.
- ... насколько хватит терпения, - повторяет Гриша за своим собеседником и одним нажатием кнопки заканчивает разговор.
Оставшись один на один с собой, Гриша снова повторяет: "Отрабатывать, насколько хватит терпения". Отрабатывать хорошо. Иначе терпение не будет иметь значения.
Гриша будет отрабатывать хорошо. Потому что он верит. Верит в чистые общественные туалеты, в любовь и в то, что плохое быстро заканчивается. А еще Гриша верит в чудеса и собственную выдержку. Пока что. Он верит, что она не такая крошечная как молекула. Не такая крошечная, как цветочки в блокнотике, - думает он. Он думает: "Я могу все делать хорошо". Думает: "Я могу все делать хорошо и меня надолго хватит". Думает и обводит очередной лепесток. Очередной лепесток очередного цветочка. Десятого. По цветочку за вызов.
Муки творчества.
читать дальшеЛеша Зябликов задумчиво грыз ручку. Плодами напавшего на него на днях вдохновения стали исписанные неровным почерком листы с его новой повестью. Оставалась одна, финальная сцена, в которую он планировал вложить весь свой талант, все эмоции, дабы донести до неискушенных читателей всю прелесть искренних и ответных чувств.
Вот уже час он задумчиво подбирал нужные слова, обложившись всевозможными научными и не очень трудами. В очередной раз переведя взгляд с пособия «Французский поцелуй для чайников» на «Словарь синонимов», Леша вздохнул и потянулся за чаем.
«Впиваться, ага... да что ж они у меня, пиявки какие», - думал Зябликов, зачеркивая очередное предложения и опять вгрызаясь в пластмассу. Он тихонько заскулил, но тут же улыбнулся и порывисто написал несколько слов. Как только этот творческий позыв был удовлетворен и подвергнут анализу, то и он тут же оказался безжалостно вычеркнут резкими движениями руки жалобно подвывающего автора. «Накрывать… накрывают на стол обычно, э-эх…»
С не менее горестными охами и эхами чуть позже были отвергнуты всевозможные «ворвался», «вцепился» и «страстно слился», которые Леша, немного подумав, оставил для бульварных романов, к коим его великое произведение, естественно, не относилось.
Провозившись еще добрый час и так и не выдавив из себя ни одной умной мысли, Зябликов мысленно махнул рукой на так и несостоявшийся поцелуй и зарылся в ворох бумаг в поисках первой страницы. Обнаружив нужное, он бережно провел пальцем по буквам, собирающимся в неожиданно редкое для названия слово - «Любовь», затем вытащил маркер и старательно приписал: «Платоническая».
Кто я, скажи, Истина,
читать дальшеКто я в твоей памяти,
Свободен или зависим я,
Спокоен иль раб я паники?
Скажи мне, мои принципы
В страницах какой повести,
Нищему или принцу ли
Достались укором совести?
Где я, скажи, Истина,
Долго ль шагать к пропасти?
Мне ветер в ушах насвистывал
Ошибки в расчетах скорости.
За что я борюсь, Истина,
За правду или признание?
С кого моя жизнь списана,
Бред я чьего сознания?
Сколько еще вынести
Душевной людской затхлости?
Как мне, ответь, Истина,
Жить в этой полной заднице.
Эксперимент.
читать дальше
Разлетаясь осколками,
Разбивается небо.
Разложили по полкам:
Здесь я был..
Здесь я не был...
Разбивается небо.
Разложили по полкам:
Здесь я был..
Здесь я не был...
Пятница. 17 октября.
09:58:54
- Привет, я не могу говорить - убегаю. Я вечером позвоню, ладно? Да, сегодня обязательно.
Кутаешься в своё чёрное пальто, переходя дорогу. Ты слишком тоненькая. Болезненно-хрупкая. Иногда я боюсь, что ты сломаешься. Но ты сильная. Помнишь, ты всегда так говорила. И неровные блики в твоих серых глазах. Мы всегда доверяли друг другу.
15:32:17
- Алло! Привет, да. Да, я помню. Да, позвоню.
Знакомым движением убираешь телефон в задний карман джинсов.
Ты всегда так делала. А я всегда тебя ругал, мол, потеряешь.
И ведь один уже потеряла. Звонила мне на последнюю мелочь с телефонного автомата.
Я забрал тебя тогда на машине, помнишь?
Мы ещё напились потом в каком-то сомнительном баре.
Тогда мы доверяли друг другу.
19:07:14
- Да. Я помню. Через час.
Через 53 минуты.
Ты обязательно это отметишь. Ты любишь точность во всём.
Однажды я опоздал на полчаса. Ты закатила скандал: дулась на меня весь вечер, корчила забавные рожицы и старалась не улыбаться. Это действительно было пыткой.
Тогда я не мог без твоей улыбки.
Тогда ты мне доверяла.
20:01:13
"Прости, задерживаюсь."
Невидящим взглядом смотришь в телефон. Ты ведь ждала этих слов.
Даже не звонок. Дурацкая, бесчувственная смска.
Ты уже давно не доверяешь.
21:54:26
- У меня не получится. Не обижаешься? Точно? Прости.
Твой голос не дрогнет в ответ. А ведь ты такая тоненькая. Болезненно-хрупкая.
Но ты сильная. Помнишь, ты всегда так говорила.
Ты же все понимаешь...
00:07:15
- Встреться с ней наконец.
- Завтра.
Он всегда оставляет сигареты на моей тумбочке. Всегда тянется через меня, почти ложится, чтобы достать.
Ты не разрешала ему курить в постели.
Я знаю тебя наизусть. Мы были лучшими друзьями, помнишь?
И я всегда любил твою улыбку.
Но ты не разрешала ему курить в постели. Я разрешаю.
Ты сама нас познакомила.
Пирог с черничным вареньем.
читать дальше
- Тебя нет.
- В смысле?
- Я не узнаю тебя.
- Ты больше меня не любишь?
- Ты больше меня не любишь.
- Меня нет.
- В смысле?
- Я не узнаю тебя.
- Ты больше меня не любишь?
- Ты больше меня не любишь.
- Меня нет.
Внезапная тишина наполнена болезненно режущим уши звоном.
Она слышит каждое движение в квартире. Ты идешь на кухню. Легкий скрежет - свинчиваешь крышку с бутылки твоего любимого джина. Вы оба знали, чем кончится этот разговор.
Ты пьешь, когда больно. Она пьет всегда.
Шум воды. Она лишь угадывает в нем сдавленные рыдания. Она придумала их сама. Она знает, что сейчас ты не заплачешь.
Возвращаешься в комнату. Тихий стук - ты поставил стакан на стол. Чиркнула зажигалка. В этой тишине она слышит даже, как трещит твоя сигарета от первой затяжки. Она уверена, что слышит, как стучит твое сердце. Она не знает, что это неровное биение - её.
Ты не смотришь в её сторону. Она смотрит в никуда.
Привычное клацанье кнопок. Тихая трель - доставлено. Звонок.
Ты даже говорить при ней не можешь. Уходишь на кухню. Две минуты. Ровно две. Две минуты она слушает твой приглушенный голос. Не разобрать.
- Я пойду прогуляюсь, - ты злишься.
- С кем? - равнодушно.
- С Костей.
Она не поднимает глаза. Кивает.
Не выдерживаешь. Обнимаешь. Говоришь что-то, тихо, уверенно. Ты так решил. Она ровно кивает в такт твоей речи.
- Ты слышишь меня?
Снова кивает.
Она не слышит тебя.
- Скажи что-нибудь.
- Что? - не поднимая глаз.
- Что-нибудь.
- Что-нибудь, - она усмехается и наконец-то смотрит на тебя.
- Скажи: пирог с черничным вареньем.
- Пирог с черничным вареньем, - послушные губы, горькая улыбка, болезненный блеск в глазах.
- Я скоро вернусь.
Я до кончиков пальцев дитя мегаполиса.
читать дальшеИ ни какая другая жизнь не заменит мне тревожный гул большого города. Сигналы машин в продымленной пробке, тяжелую нетерпеливую затяжку и выдох в приоткрытое окно. Голос ведущего на радио, пророчащий очередной счастливый день. Надоевшие треки и скучные новостные сводки. Однообразная реклама и вновь бодрые голоса уставших от жизни ведущих.
Ни один пейзаж не тронет больше, чем урбанистические виды с моста на Автозаводскую. Тяжелые тучи, что висят столь низко, что кажется - подпрыгни, и захватишь в ладошку густую серую пену. Убегающие в никуда машины, надземный переход из плотного полупрозрачного пластика. По нему можно в бессильной злобе колотить руками - не дрогнет.
Я дитя мегаполиса. Я люблю эти угрюмые промышленные районы, в которых даже кошки боятся дышать, люблю шумные центральные магистрали, свист в ушах. Бешенную езду по ночному городу, дикий визг тормозов и отчаянные голоса из динамиков, и лишь на светофоре - редкий самодовольный полубезумный взгляд в сторону, на таких же сумасшедших вольных гонщиков, идиотов.
Я дитя мегаполиса. Я люблю прогулки пешком от Сокольников до Электрозаводской, до максимума выкрутив звук на плеере, пиная грязно-желтую опавшую листву, люблю пустынные набережные, шумную пеструю Манежку, тихий прозрачный гул Старого Арбата, давящую тишину спальников, изредка разрываемую резкими грубыми голосами и пьяным хриплым смехом.
Я ни на что не променяю умиротворенное Коломенское с почерневшими от времени деревянными церквушками. Можно подойти к одной из тяжелых дверей и слушать, вслушиваться, впитывать тревожные приглушенные напевы. Прижиматься всем телом к деревянной поверхности, вцепившись рукой в заледеневшие железные кольца-ручки, закрыв глаза. Чтобы через несколько растянутых в пространстве минут дрожащей рукой потянуться за сигаретой. Прочь. Прочь. Прочь. Бежать. И этот наполненным упоительным безумием и страхом бег от самого себя я тоже ни на что не променяю. Я дитя мегаполиса.
И шумная гроза с резкими порывами ветра, точные росчерки-вспышки, на мгновение освещающие безликие многоэтажки. Когда нет сил сидеть дома, и ты срываешься на улицу, чтобы вглядываться в небо, с широко распахнутыми глазами вслушиваться в бешенные, оглушающие раскаты грома, подставлять лицо под тяжелый грубый поток, готовый смыть тебя в секунду.
Мегаполис - та же стихия. Бьет четко, резко, освещает ярко, мгновенно, а если не удержался, смывает, монотонными плотными ударами впечатывает в грязь. А потом затихает перед очередной бурей, выжидает, впитывая негатив, чтобы с новой силой обрушиться на очередную неподготовленную жертву. Ломает, прогибает под себя, перечёркивая устои, к чертовой матери перекраивая твое глупое наивное мировоззрение.
Выдержишь, поймаешь волну - разрешат ходить. Не угодишь под точечный удар молнии - разрешат говорить. Сумеешь найти силы и бросить вызов - научат дышать.
Я до кончиков пальцев дитя этого чертового мегаполиса. Я умею дышать без кислорода, смеяться без смеха, сочувствовать без чувств, беззвучно рыдать в голос и не ошибаться.
Я дитя мегаполиса. И моя награда - быть счастливым без счастья.
Считайте это приступом ностальгии.
-
-
25.09.2009 в 01:33вот говорю)
-
-
25.09.2009 в 10:45-
-
25.09.2009 в 11:28