Мы гуляли с группой едва знакомых мне людей. Планировали разбить лагерь на побережье какой-то речушки. Первый самолет в небе Подмосковья удивил едва-едва. Насторожило лишь, что низко. Страшно стало тогда, когда его высота позволила рассмотреть и чужие флаги, и недружелюбный зелено-серый окрас. Когда открылся люк, в голове щелкнуло - опасность. Секундой позже сомнений уже не оставалось. Оставались вопросы: сила взрыва, куда именно упадет и куда бежать?
Самолет промчался над головой, а я, оглянувшись, увидел падающую боеголовку. В этом сне я мог бежать, еще как... А в мыслях: как это будет? Достанет взрывной волной или же нет? Больно ранит или в миг и насмерть? Или все таки успею убежать?
Вдалеке за спиной звучно рвануло, а я все бежал, еще доли секунды на бешеной скорости прокручивая одно: жив. Второй самолет появился справа. Двигался к многоэтажке, уже распахивая люк. Я проводил его не моргая, стоял и смотрел на самую настоящую смерть. И судорожно пытался нащупать в карманах телефон. Севшая и оттого бесполезная коробка уставилась на меня мертвым экраном. Я беззвучно плакал, понимая, что не смогу позвонить самым важным, не успею сказать в последний раз, что их люблю. Очередной самолет заходил на круг.
Мысли хаотично бились в истерике, и я, вылавливая хоть одну трезвую, понял - метро. Бомбоубежище, служившее нам долгие годы телепортом из точки в точку, могло сыграть свою ключевую роль. Нужно было только добраться...
Подмосковное ярко-голубое небо, то самое, которому так радуются все, кто собираются провести день с песнями под гитару, шашлычком и алкоголем. Подмосковное ярко-голубое небо, теперь испещренное вдалеке точками выстроившихся клином истребителей и прямо над головой загораживаемое очередным огромным летательным средством. Я хотел сегодня посидеть у воды, щурясь от яркого солнца и лениво затягиваясь. А вместо - я смотрю на небо. Оно огромное, чужое и обреченное. Оно не желает мне отвечать на вопрос: "Как? Как такое получилось?". Небо не хочет объяснять, почему это случилось именно со мной.
В любую сторону - горящие дымные многоэтажки. В любую сторону - смерть. И бесполезный телефон. Я все еще не верю. Но все равно - хочу к своим. Хочу знать, что у них все хорошо. Сделать что угодно, чтобы спасти себя. Чтобы иметь возможность спасти их.
Инстинкт самосохранения подсказал, что основная масса ударов пойдет по жилым домам, зданиям, большим скоплениям людей. И потому я эгоистично жался к тонким одиноким деревьям. Попадался на глаза летчикам, наверное, но почти не боялся. Один я являю собой слишком скудную жертву. Один я не стою целого взрыва. Один я имею шанс спастись. Перебежки довели до стоящего на отшибе поля сарая. Там я, наконец, остановился, переводя дыхание. Дальше начинались сады, а за ними - Москва, метро, люди с телефонами и попытка понять, что происходит.
Здесь было намного тише. Оставшаяся позади бойня казалась уже почти нереальной. Шум внезапно заведенного мотора сначала испугал. Я замер за углом, поджидая источник звука. Светлый минивэн, старенький и уже поеденный ржавчиной, казался таким же обреченным, как и многое вокруг. Слишком бледный на фоне все того же яркого неба и по-летнему зеленой травы. За рулем - дедушка в потертой кепке. Вышел из машины, еще раз посмотрел назад, туда, откуда я пришел. В машине - несколько человек. Для меня несущественные и неважные. Я лишь отметил, что в машине есть еще место.
- Поехали, - я не видел смысла здороваться, - если поедем по садам, доберемся до города. У вас есть зарядка для Нокии?
Парень лет двадцати пяти подвинулся, позволяя мне сесть рядом с ним на переднее пассажирское сидение. Я бросил короткий взгляд назад: перепуганные, одинаково серые, обезличенные страхом люди. Ничего интересного.
Кто-то сунул мне свой телефон. И я, забыв о многом, судорожно набирал знакомые номера, путаясь в кнопках. Набирал раз за разом.
- Сеть занята.
- Номер набран неверно.
- Абонент временно недоступен.
А я уже не вижу набираемых цифр, потому что слезы из глаз.
До Андрея я дозвонился первым. Сквозь чудовищные помехи смог понять, что он на юго-востоке города. В метро пускали по специальным карточкам, - говорил он. Тех, кто сможет выжить, определяли по банальному наличию проездного билета. У Андрея не было. У меня оставалось. Два. И мы тоже ехали на юго-восток города. Я не рискнул спросить у спутников, были ли у них проездные.
Потом дозвонился до отца:
- Где ты?
- Возле дома.
- Вам нужно в метро. Война, папа! У вас есть война? - я истерично хохотнул - вопрос показался мне до нелепого будничным. Раньше я спрашивал таким же тоном, есть ли у них дождь.
С того конца трубки донеслось приглушенное: "Я знаю". И он замолчал. Я спрашивал, где мама, я хотел знать, что они будут делать, требовал ответить мне, что у них происходит. Отец не отвечал. И я, оглушенный пониманием, что он не ответил на главный вопрос, тихо переспросил:
- Где мама?
- Я не знаю.
Пауза в несколько секунд и совсем уже едва слышный ответ:
- Ушла в магазин. Но магазина больше нет. Я не знаю где мама.
- Так позвони ей!
- Она недоступна.
Все еще отказываясь верить, я уже не обращал внимания ни на слезы, ни на искусанные губы. Смотрел прямо перед собой, перебирал по осколкам мысли: она же умная, она же моя мама, она не могла не спастись. Отец тоже молчал. Лишь через минуту проронил:
- Я вижу ее.
И я, сорвавшись на крик, спрашивал:
- Она в порядке? В порядке? В порядке?! - отсутствие ответа и непривычные шаги-шорохи пугали. Я уже умолял трубку: - Ответь, пожалуйста, она в порядке?
Трубка в очередной раз ответила скрежетом и шумом, а потом, уже маминым голосом, накинулась на меня с теми же вопросами. И они, и я пока были в порядке. И они, и я двигались к метро. Старенькое радио равнодушным голосом диктора возвестило: "Срочные новости - Российской Федерации объявлена война, прослушайте специальное выступление президента..." Что-то щелкнуло и радио замолчало.
Небо над юго-востоком Москвы было бледно-голубым, почти белым. Точки-самолеты уходили в сторону центра. Дома еще целые. Люди - толпами - еще живые. Я узнал Андрея по ярко-зеленой куртке. Выпрыгнул из едва-ползущего в пробке минивэна и побежал. Цапнул за рукав, дернул, уставился в глаза. На этот раз не веря в счастье, что мы встретились. И все еще не веря, что где-то рядом, почти над головой, летает крылатая смерть, выбирая место для удара. Продираться в метро было тяжело. Движимые страхом и знаниями, записанными на подкорке, люди плотным потоком двигались к месту, казавшемуся единственным спасением. А я объяснял Андрею, что зайти в метро недостаточно. Что эти станции слишком неглубоко. Что здесь нам не выжить.
Чуть полноватая девушка - работница метро в полной форме - цепко осматривала взглядом каждого входящего. Тех, у кого не было проездных, направляли в переход, объясняя, что пока им будет тяжело пройти сквозь турникеты. Обстановка накалялась. Те, кому не повезло обзавестись на днях заветной карточкой, вот-вот должны были сорваться. Я прибавил шагу, проходя турникет и, не отпуская руку Андрея, свернул к эскалаторам. Нам нужно было узнать - ходят ли поезда. Чтобы понять, идти пешком или ждать электрички. Добраться до центра - увеличить шансы на спасение. Добраться до центра - встретиться с родителями.
Когда я проснулся, я думал о том, что нужно было наоборот бежать не в город, а из него. Что наверняка какую-нибудь тайгу никто не стал бы бомбить, как и какую-либо маленькую деревню. А еще я подумал тут... Если в книге "Метро-2033" биологическое оружие задействовали на Москву, то, значит, должны были выжить многие люди. А если на всю Россию, то А) откуда у них столько биологического оружия? Б) это все ветром потом в ту же Европу и Америку не унесло?
Зато она предельно проста: либо да, либо нет. Хочешь или не хочешь, страшно или не страшно, понимаешь или не понимаешь. )
вроде унесло же? Или не успело банально, там же вроде как все друг друга нахлобучили. Если мне память не изменяет, с Нью-Йорком тем же так и не связались.
А может Нью-Йорк специально не отвечал? О_О