дерзкий дичь!
Этих записей должны было бы быть три. Разные и одинаково важные. Этих записей должно было бы быть три. Но я совсем не могу поделить этот день.
В первой записи кончилась сказка. Сказка, начавшаяся второго апреля в скорой электричке Москва - Тверь. Сказка кончилась на Курском вокзале.
- Я люблю тебя, идиот.
- И я... И я люблю тебя, сучечка. Сучечка! Сучечка!
- Пидор.
- Мудак.
Я не стал дожидаться отправления. Просто пошел. Как оно бывает - совсем не оборачиваясь. И совсем, получается, какой-то один. Просто этот поезд увез в Питер кусочек моего счастья. Счастья из звонкого смеха, истерик, шума и постоянных, совершенно бессмысленных повторений-повторений. У счастья имя, которое я успел полюбить. И говорю теперь - вот ведь с нежностью. По слогам. И вспоминаю улыбку, красивые глаза и ту смешную челку. Мое агрессивное питерское счастье, мой самый лучший маг.
Без этого счастья мне еще предстоит научиться жить.
Во второй записи кончилось очередное детство. Захлопнуло дверь перед носом, утянув с собой яркие джинсы и юбки, футболки и кеды, оставив брюки, пиджак и дежурную улыбку. Дежурную улыбку с девяти до шести. Вы знаете, а я ведь совсем не умею работать вот так вот, по правилам, в офисе. Без сигарет, громкой музыки и хаоса в голове.
А детство едва слышно скребется за дверью - не ушло, хитрое. Затаилось. И пишет дурацкие записки, просовывая их под дверь.
С ним еще так долго возиться.
А в третьей записи поселилось другое счастье. Растянуло губы в улыбку, истеричное, отразилось в стекле автобуса и ослепило. Нахлынуло вместе с музыкой и дождем. Но, пусть такое бойкое, оно еще совсем хрупкое. Смотришь на него в ночное небо - щурится довольно и безрассудно. А я, на него засмотревшись, чуть не улетел под машину. Вот уж кто бы не хотел умереть счастливым? Только глупо бы получилось. Ведь это счастье - оно новое, хоть и забытое старое. И вот с этим счастьем мне еще предстоит научиться жить.
В первой записи кончилась сказка. Сказка, начавшаяся второго апреля в скорой электричке Москва - Тверь. Сказка кончилась на Курском вокзале.
- Я люблю тебя, идиот.
- И я... И я люблю тебя, сучечка. Сучечка! Сучечка!
- Пидор.
- Мудак.
Я не стал дожидаться отправления. Просто пошел. Как оно бывает - совсем не оборачиваясь. И совсем, получается, какой-то один. Просто этот поезд увез в Питер кусочек моего счастья. Счастья из звонкого смеха, истерик, шума и постоянных, совершенно бессмысленных повторений-повторений. У счастья имя, которое я успел полюбить. И говорю теперь - вот ведь с нежностью. По слогам. И вспоминаю улыбку, красивые глаза и ту смешную челку. Мое агрессивное питерское счастье, мой самый лучший маг.
Без этого счастья мне еще предстоит научиться жить.
Во второй записи кончилось очередное детство. Захлопнуло дверь перед носом, утянув с собой яркие джинсы и юбки, футболки и кеды, оставив брюки, пиджак и дежурную улыбку. Дежурную улыбку с девяти до шести. Вы знаете, а я ведь совсем не умею работать вот так вот, по правилам, в офисе. Без сигарет, громкой музыки и хаоса в голове.
А детство едва слышно скребется за дверью - не ушло, хитрое. Затаилось. И пишет дурацкие записки, просовывая их под дверь.
С ним еще так долго возиться.
А в третьей записи поселилось другое счастье. Растянуло губы в улыбку, истеричное, отразилось в стекле автобуса и ослепило. Нахлынуло вместе с музыкой и дождем. Но, пусть такое бойкое, оно еще совсем хрупкое. Смотришь на него в ночное небо - щурится довольно и безрассудно. А я, на него засмотревшись, чуть не улетел под машину. Вот уж кто бы не хотел умереть счастливым? Только глупо бы получилось. Ведь это счастье - оно новое, хоть и забытое старое. И вот с этим счастьем мне еще предстоит научиться жить.